- Пэнси, подними голову выше, - игла болезненно пронзает не только ткань, но и задевает кожу в неосторожном движении портного, сама Паркинсон раздраженно шипит и цедит сквозь зубы:
- Я тебе манекен для коллекции prête à porter, Макнэйр?!
Она сбрасывает с себя ткани и переступает через скомканные цвета слизерина, вытягивая ладонь назад в протестующем жесте:
- Ни слова, - шикает на мужчину, не давая вставить ему и слова, - Я не хочу ничего слышать, не хочу, - взмах палочки и ткани возвращаются на манекен, - До важного для меня вечера осталось меньше двадцати четырех часов, а ты не можешь даже подогнать под меня нужное платье? Ты уволен.
Побледневший портной пятится назад, пытаясь собраться с силами, чтобы хоть что-то ответить, но дверь перед его носом хлопает громче, чем все голоса в этом здании вместе взятые. Сама Паркинсон хмурится и поправляет темные волосы резким движением от лица назад - она пытается не думать о завтрашнем дне и не перебирать в голове все имена выпускников с бывшего факультета слизерин, старательно избегая мыслей о том, что о ней подумают те, кто раньше всегда видел ее в ином составе пары. А были ли они парой?
- Ты снова думаешь не о том, Пэнси, - сама Пэнси вздрагивает, когда слышит голос подруги, даже не оборачиваясь в сторону Булстроуд.
- Прекрати эти фокусы с легилименцией, Миллс.
- Не прекращу, пока ты сжираешь саму себя не теми мыслями, Персефона.
- И так меня тоже не называй.
- Буду. Возвращаемся к пункту один, - Миллимента усаживается в кресло у окна с видом на Косой Переулок, тонкие пальцы тянутся к портсигару, но сам портсигар красиво левитирует из окна в противоположный дом, разбиваясь о кирпич здания.
- А я предупреждала, что у меня в ателье не курят, - на губах Пэнси появляется подобие улыбки, она заметно веселеет на фоне мрачного лица подруги и быстро переключается на платье, продолжая, - ты пришла поизмываться над моим нервным тремором перед вечеринкой у Флинта или хотела рассказать очередные сплетни из газет про Малфоя? - сама Миллс протягивает ей Ежедневный пророк, который выйдет в массы только завтра.

Булстроуд устроилась работать редактором полгода назад и в этом ей помогли связи со времен школы. Удивительная способность поддерживать нейтралитет с первого курса - в отличие от самой Пэнси, Миллисента умудрялась обмениваться лекциями со студентами Рейвенкло, находить компромисс с азартными Гриффиндорцами и выдерживать глупости Хаффлпафцев со стойкостью, которой могли бы позавидовать сотрудники в Мунго.
Существует мнение, что на Слизерине не бывает дружбы. Как вы думаете, смогли бы вы устроиться на работу ради своей подруги, когда настоящая мечта в карьере - стать знаменитым парфюмером? Булстроуд смогла. А Паркинсон смогла открыть ей настоящую маску, смывая russian red с губ, пока слезы переходят из красивых и постановочных - для снимков папарацци, в настоящие, безобразные и хаотичные с чернью на щеках до хрипоты.
Миллс была первым человеком, кому Пэнси призналась о том, что это именно Малфой стал инициатором их "разрыва", вышвыривая ее сердце куда-то за пределы забора Мэнора. Признаваться в этом было гадко и стыдно, а еще - горько. Для самой Паркинсон это был худший проигрыш в жизни, момент, когда она была победительницей, которой несли ее заветную корону и она уже практически ощущала на языке "я согласна". Что может быть хуже второго места? Ничего.
- Вообще-то.. сплетен нет. Как ни странно - я впервые ничего не вижу из новостей журналистов. Пусто. Словно стерли из жизни, Пэнси, - бровь Паркинсон взлетает вверх, она отрывается от ткани и левитирует газету ближе к себе, бегло проходясь по страницам, которые лишь подтверждают слома Булстроуд.
- Что это значит? - Пэнси замерла в замешательстве, - Ты думаешь его завтра не будет на этом вечере? А если он заболел?
- Какая разница заболел он или нет, Пэнси? Мерлин, зря я тебе снова принесла эти газеты... ты только отвлеклась от него, переключилась на Грэма, открыла ателье... все это зря, извини, - Миллс покачала головой самой себе, одним мановением палочки сжигая газету, направляя пепел в сторону подставки под свечу.
- А я и правда отвлеклась, Миллисента, - вздернув нос, Паркинсон высокомерно поджала губы, перевода взгляд в сторону пролетающих птиц за окном, - это чистое любопытство, мне ни капли не хочется с ним видеться и я даже буду рада, если его не будет. Где Малфой и где Монтегю? - взгляд становится ожесточеннее, - Монтегю капитан команды по квиддичу, да, он не был тем, кому было поручено задание убить старика Дамблдора, но он сумел трансгрессировать в Хогвартс, он - лидер, за ним шли и его слушались, не потому что у него фамилия Ма-а-алфой, - Пэнси камерно растягивает губы на фамилии, - потому что у него задатки лидера. Что есть у Драко?
Мысли натыкаются на серые глаза в воспоминаниях. Паркинсон упрямо выталкивает этот образ и меняет на бутылочный цвет глаз Грэма, чтобы Миллс не увидела лишнего. Не услышав ответа от подруги, Пэнс отрезает все одной фразой.
- В общем, ты поняла, я в порядке.
Какое-то время они просто молчат, пока Булстроуд не встает из кресла и не подходит к Пэнси сбоку. Ладонь Миллисенты опускается на обнаженное плечо Паркинсон и мягко проходится по бархату кожи в изгибе на лопатки, губы прижимаются к виску:
- Я вижу, что ты творишь - значит, все действительно не так плохо. Не задерживайся с платьем, тебе нужно завтра выглядеть отдохнувшей. Как и мне.
Пэнси кивает, не отвечая, сосредоточенно работая над воплощением собственных идей.
- Я попрошу Лотту аппарировать за тобой в первом часу ночи, если ты еще будешь тут, - говорит напоследок Булстроуд, когда накидывает плащ на плечи, - мои домовики не дадут тебе покоя!

***

black casino and the ghost -  been a bad woman
Он встречает ее во всем черном - неизменное облачение Монтегю, имидж которого сама Паркинсон выправила в лучшую сторону. Теперь на нем - лучший парфюм, который кружил ей голову с двух щелчков; она сама подобрала. Часы, которые стоят целое состояние и могли бы покрыть годовой гардероб любой волшебницы и даже двух. Костюмы, которые шьют Грэму бесплатно - лишь бы он засветился на очередном светском мероприятии. Он стал медийным. Мантия.. ну конечно же мантия и маска на глазах - вкусы слизеринцев всегда окутаны тайной частных светских мероприятий.
Сам Монтегю внимательно осматривает Пэнси с ног до головы, пока она идет к нему навстречу: Паркинсон откровенна и привлекательна в своей молодости. Тонкие линии бретель тесно касаются плеч, шелк платья в пол струится ровно по изгибам тела, подчеркивая серповидность ключиц, песочные часы в фигуре, выразительность линий бедер.
- И последний штрих на тебе, моя королева, - Грэм притягивает ее к себе одним движением размашистой ладони, пока вторая проходится по спине углом бархатной коробки ровно по позвоночнику вниз, - угадаешь? - губы в губы, едва соприкасаясь, не отрывая глаз от черных зрачков Пэнси.
Паркинсон отстраняется, легко ударяя его по плечу, перехватывая коробку за спиной, даже не пытаясь думать над ответом на вопрос.
- Как это неожиданно, но ты просчитался - домовики всегда мне рассказывают о том, какие вопросы им задают про их владелицу, и про мои любимые маски мог бы спросить у меня - я многолика, дорогой, - Пэнси довольна собой в этот вечер, она сияет и блещет в собственном свете софитов и черная минималистичная маска лишь гармонично сочетается с этим блеском, не делая ее излишне пестрой на фоне других.
- Мы аппарируем?
- Мы будем последними, но самыми эффектными, Пэнси.
Подхватывая его за протянутый локоть, Паркинсон аппарирует в знакомые стены особняка Флинта и, чувствуя легкое головокружение от возбуждения предстоящего вечера, оказывается в водовороте смеха, восклицаний и диалогов.
Змеиное логово, семья, которая могла существовать друг без друга до самой смерти, ценители чистокровности и почитатели старых традиций в детстве, потерянные в настоящем, незнакомые в будущем - все они жили рядом с друг другом семь долгих лет. Период, когда в сознание только закладывались мысли "как говорить", "что делать", "чьи паттерны поведения копировать", "с кем мне дружить, а с кем нет" , период душевных расстройств, страхов о последующем месяце, период предательств всех, кто по ту сторону баррикад. Это было их настоящей жизнью. Это останется с ними навсегда.

- Кого я вижу. Пэнси, ты прекрасно выглядишь! - Флинт широко улыбается, добавляя, - Монтегю, ну ты и девушку себе отхватил, я не знал, что вы вместе, дружище.
Сама Паркинсон ведет бровью, но смеется в ответ, парируя:
- Год назад у тебя была возможность быть на месте Грэма, но ты все проспал, мой хороший!
- Как я мог увести девушку Драко Малфоя? Ну кем бы я был, Пэнси, - Флинт поднимает руки вверх, сдаваясь в жестах, внимательно осматривая пару бывших слизеринцев, - я вынужден ретироваться с этого разговора, пока меня не сожрал Грэм своим недобрым взглядом. Не рассорь нашу дружбу, дорогая, а я пойду встречать следующих гостей.
Монтегю хмурится, но сдержанно улыбается в ответ на эту фразу, он заметно злится, когда разговор заходит про Малфоя. Сам жестом подзывает официанта, предлагая Паркинсон бокал шампанского.
- Культ Малфоя в твоем окружении все еще сохраняется? - взгляд внимательных глаз пронзает Пэнси даже через маску, - это излишне, хотя что я мог ожидать, когда здесь соберутся твои одногодки. Как любезен Флинт, когда устраивает вечер для потока младше. Но мы найдем чем заняться, пока вы вспоминаете свою юность.
- Культ Малфоя - не моя зона ответственности, Грэм, - Пэнси фыркает, едва касаясь бокала губами, - ты знал с кем идешь, когда предложил сопроводить меня на этот вечер и я тебя не звала, - она разрывает контакт рук и с вызовом смотрит на Монтегю, - в отличие от бледной копии жены Малфоя я заметна на фоне остальных. Ты будешь этим гордиться или будешь меня критиковать?
- Панси!
Их диалог прерывает Булстроуд, обнимая Паркинсон, восторженно оглядывая ее с ног до головы.
- Кого я вижу!
Трейси Дэвис настигает их спустя секунды, не сдержавшись от комплимента платьям бывших однокурсниц. Серпентариум пополяется.

Этот вечер теснее привычных. Она говорит - ее слушают, она говорит снова - ее слушают снова. Панси сияет, чувствуя в себе силу, ведь рядом нет Малфоя. Она уверенна и откровенна в своей речи, она рассказывает о своей карьере, делится новостями о жизни, ничуть не смущается провокационных вопросов и нагло парирует в ответ. Она целует Грэма, Грэм целует ее.
Она позволяет себе смеяться над тем с кем теперь Драко Малфой - после пары бокалов игристого, громко восклицая те фразы, которые совсем не нужно было говорить. Она увлекается больше, чем следовало, пока зал не рассекает знакомый голос:
- А ты не много себе позволяешь, Пэнси?

Всегда есть выбор. Наверное, самая частая фраза из общего комплекта пронумерованных страниц, где в точности описывается способ закапывания в чужие мозги. Представь пожалуйста, или попробовать другое: закрой глаза, задумайся о точке реальности, где для собственного размаха нет стен или перегородок, не существует прейскуранта, висящего на стене, где содержательным образом разукрашены расценки на тупость. Это помощь, шаг навстречу чему-то чуждому, спасательный круг в бескрайности сопливого отчаяния, когда неспособность поднять кулаки выше пояса, сменяется на покладистость в окружении таких-же сопливых кусков мяса, со своими сопливыми историями. Всегда есть выбор, в духе как завернуться красочной обёрткой от портного-социума. Отлично выглядишь, приятель, останется бутылку долить до верха обыденной рутиной, и присобачить золотую этикетку с кричащим слоганом «жертва». И если хотя-бы на секунду притормозить, выдохнуть, отклониться от курса чтобы задать вопрос добродетели, так рьяно желающей тыкать пальцем в этот самый выбор, что он или она ответит? Что? Выбор между там, где ноги стойко бьют подошвы, и там, где нужно быть кем-то другим? Нет-нет, приятель, это как раз тот вариант, где существует два вида мнения, два пути: первое, аки долбаный постулат из пособия для головоломок, панацея-навигатор, что вернёт тебя, страдальца, в большое светлое благое. И второе – неверное. Так? Если так, если всё правильно, был ли выбор у моей семьи?

Уважать чужое мнение – крепкий камень для фундамента, вот только пользуются камнем чаще, чтобы размозжить голову мимо проходящего. Если у правил включилась пауза для внесения поправок, то она явно затянулась, или остановив логику с обсасыванием, процесс сломал рубильник повтора с раздавливанием черепов. Время крутит свою петлю вокруг шеи, а не вальсирует, как сказано в писаниях святых угодников, и пока кто-то согревает кости на солнечном берегу под зонтом, купаясь в лучах незаслуженного достатка, есть те, кому повезло куда меньше. Временами задаюсь вопросом, а могло быть иначе? В раздрае сотен и тысяч ожиданий, требований, мнений, вдруг появилась точка опоры, единственно простая, доступная и без мелкого шрифта? Конечно, это детские сказки, и ответы, коими полнится статистика коронеров, всегда выжаты из последствий ожиданий, требований, мнений. Ничего не меняется. Ничего не изменится. Вырывайся из общего круга, выживай. Хочешь – сдохни, стань частью правильного выбора, пополни списки счастливцев с раскроенной черепной коробкой. Или попробуй хоть раз не намочить в штаны, и остаться стоять. К тишине быстро привыкаешь, привыкаешь к цвету и запаху крови, к глазам, в которых отражается непонимание. Теперь даже погребальный грохот фугасных снарядов становится колыбельной, а монотонная дробь бойка, с тонущими в предсмертной лавине криками – поцелуем на ночь. Сладких кошмаров.

Ничего не изменится. Нет смысла придумывать образы или строить иллюзии, где есть далёкая земля для всех, каждого, и где не существует причинности, толкающей человеческие слабости спустить курок. Ваше право искать, ждать, лить больше самообмана. Не моё. Не мешаю. Не лезу. Не лезьте и вы.

Один хороший человек сказал, чтобы понять смысл собственного существования без криворукой помощи и узколобых советов, не нужно быть зашитым умником. В чём я и согласен с закостенелыми профи мозгового бурения – понимание, осознание и принятие самого себя, ты такой, какой есть. Не важно, природный ли то дефект, или же проявление трусости, просто сожри это, и проглоти. Прими за факт, и продолжай жить. Смерть слишком переоценивают. Умереть – значит сдаться, пасовать, признать поражение. Нет понятия хороший или плохой человек, нет тесного правила, применимого как должное. Есть только поступки, остальное – не имеет значения. И если не умеешь поступать правильно, укороти головы каждого, кто считает себя королём жизни. Нью-Йорк – лучшая песочница, налетай.

Пулемётная очередь решетит абсолютно всё, куда дотягивает обзор стрелка. Патронов не жалеет, долбит беспорядочно, хочешь не хочешь, а вычитаешь характер атаки. Сценарий простой: косить, пока сторона напротив не растянется параллельно крышке гроба. Не дождётесь. Не для бессрочного отдыха я притащил задницу к чёрту на рога, и с пустыми руками не уйду, даже если придётся лбом пробивать панцирь танка. Смешно. За последние четыре минуты я видел крупнокалиберные пулемёты, штурмовые стрекозы с подствольным, и даже барабанные гранатомёты, где танк? Шутки шутками, а прижали сукины дети основательно. Ещё бы. «Антиквариат», который должен был отбыть за полночь по воде, не просто в цене. Стабильная прибыль, регулярный доход и ко всему, жирная репутация в карман хозяина. Потому, гости из экзотической утробы отчаянно забрасывают снарядами, всячески пытаясь задавить огнём. Но, если бы мне каждый раз давали по центу, когда я не пасовал перед контрабандными пушками и сворой озлобленных властолюбцев, уже купил бы белый дом со всей свитой на побегушках. Вскользь прошитое правое бедро, плечо и правый бок. Если так продолжится дальше, потеряю много крови и отъеду до окончания этого долбаного кино. По этой причине, всегда должна быть страховка. В данном случае, весь склад моя страховка. Точечно расставленные ловушки, и заклады оружия, чтобы можно было менять позиции. Да, стараться контролировать ситуацию – как чёртово кредо. Не важно, какой ценой.